Глава 1. Чёрт с табакеркой

Никогда не говори слово «чёрт» — если, конечно, не хочешь, чтобы он к тебе тут же и нагрянул. Без минуты промедленья нагрянувший чёрт чертит свой чертёж, так что уже поздно что-либо предпринимать: ты — опять по уши влипла в густой и цепкий клей очередной чертовщины.

Эта, последняя (надеюсь!) история неразрывно связана с Москвой, — вернее даже так: Москвою она спровоцирована и вдохновлена, Москве она обязана жизнью настолько, что и конца-то этой истории так до сих пор и не видно. Хотя всё началось в Париже, буквально минувшей осенью.

Двенадцатого сентября в кафе «Лё Тире Бушон» было как всегда — уютно, дымно и относительно малолюдно. Тем, кто пока не знаком с этим кафе и его одноимённым владельцем, поясню: «Тире» расположено буквально в трёх шагах от той самой знаменитой площади монмартрских художников, про которую не писал ну разве что только безграмотный. Там, на Монмартре, пруд пруди причудливых и прикольных персонажей, портретов, характеров и эпизодов, всегда есть с кем поговорить и на что посмотреть сквозь маленькое окошко уютного кафе.

Глава 1. Чёрт с табакеркойЯ люблю говорить по-французски и очень люблю тамошнюю атмосферу – снисходительную, артистическую и лукавую, так что всякий раз, когда дела выдирают меня из Москвы и приводят в Париж, по вечерам стремлюсь туда, в феерическое Пупземелье – к мсье Тире Бушону. И отдыхаю там душою.

На этот раз, то есть того самого двенадцатого сентября, всё шло по традиции — днём я отработала на просторах выставочного комплекса Вильпен, а вечером примчалась на Монмартр. Сидела, глазела, пила сидр, ела оладьи, болтала с хозяином о всяких местечковых пустяках вроде реставрации Лувра, и от всего этого было как-то так беспечно и благостно на сердце, что… Лёгким движением руки я смахнула со стола фотокамеру — любимую и незаменимую, которую мне совсем недавно подарили на день рождения.

Незащищённая никаким кофром, бедняжка пролетела метра полтора и тюкнулась об пол, хрустнув, как яйцо.
— Ч-ч-чёрт! Тьфу. Дьябль. Чччёррт!
— Сони? – с трудом удерживаясь от смеха, вежливо осведомился мсье Тире. – Не бойся, ничего ей не будет. Хорошая марка.
Камера не подавала признаков жизни, как вдруг…
— Вы позволите? – из оладьевого чада и табачного дыма вынырнул крупный седой мужчина в элегантном серо-синем костюме и клетчатых домашних шлёпанцах на босу ногу. Ну, то есть все это – и седину, и костюм, и тапки, и босу ногу — я разглядела чуть позднее, когда он сопел, щурился, и сосредоточенно ковырялся в моей Соньке. А тогда, вот в этот самый момент этого самого «вы позволите» удивило другое – почему я раньше-то не заметила такого колоритного дядьку? Третий час торчу тут, у Тире, разглядываю всё и всех подряд, каждого знаю, как родного, а чего ещё делать в Париже одинокой командировочной мадам без определённых планов на вечер… Но откуда взялся этот, в тапках?

Мусье в тапках

— О-о-о, да мы – старые друзья, — засмеялся Тире. – Мсье Александр – кстати, твой соотечественник – давно-о-о находится в пагубной, рабской зависимости от моих оладий, мы знакомы уже лет шесть!
— Семь, — бесстрастно поправил мсье Александр.
— О-ля-ля, у вас, у русских, хорошая память, потому… Что в ваших морозах всё лучше сохраняется, вот как! Эффект мгновенного замораживания, — снова прыснул Тире, которому, насколько я его знаю, ржать – что дышать. Под это дружеское ржание проходили многие светлые мгновения моей парижской жизни.

Камеру починили, там всего-навсего отошёл какой-то контакт, так что на радостях мы откупорили ещё пару сидров, произнесли тост за цифровые технологии и разговорились – теперь уже втроём. Тире, правда, постоянно отбегал, подбегал, перекладывал из стопки в стопку полотенца, протирал фужеры, щипал негритянку-официантку, махал кому-то через окно – в общем, проявлял себя как деятельный хозяин успешного кабачка, так что большее время мы говорили с Александром. Точнее, говорила в основном я, и в основном о моей работе, а он – коротко спрашивал , что-то уточнял, где-то меня поправлял . Но кое-что о нём я всё же узнала. Так, например, выяснилось, что денег у Александра – куча, что костюм у Александра – индпошив, от какого-то талантливого, на малоизвестного парижско-еврейского портного, а тапки – от… Оттого, что вчера Александр заблудился в Лувре, долго там ходил и сильно натёр ноги новыми ботинками.

— Да ладно, натёр, — подмигнул мне Тире. – Просто эпатирует парижан своими лаптями, специально из вашей Сиберии привёз этот кошмар — знай, мол, наших! Эх ты, медведь! Сибе-е-ерия…
Александр хмыкнул и полез во внутренний карман пиджака – Тире снова скорчился в приступе беззвучного хохота, лягнул меня под столом мосластым коленом и объявил:
— А вот теперь, Элен, – держись: он полез за табакеркой!
— И что будет?
— Имеющий уши – да заткнёт их!
— Что-что?!

Но Тире не успел объяснить.
— Бдрщщщщщщых! – царственный, великий звук качнул стены и лампы маленького кафе.
-Бдрщщщщых!!! – второй оказался вдвое мощнее первого. С карниза дома напротив посыпались воробьи.
— Бдрщщщщых! – и в третий, и в четырнадцатый раз чихнул нюхатель табака. Неподалёку сработала автосигнализация.

Из миниатюрной табакерки старинной работы Александр извлекал буроватые щепотки и отправлял их раз за разом в ноздри – то в правую, то в левую ноздрю, и в этой размеренной последовательности тоже было нечто монархическое, карабасовски-барабасовское.
После четырнадцатого чиха нюхатель-чихальщик заметно изменился – из бледного и сосредоточенного он разом стал румяным, улыбчивым и просветлённым.
Мокрыми и красными глазами он посмотрел на меня, на Тире, и произнёс с непередаваемо светской интонацией:
— Извините: ну вот, примерно так, в общем, ага!
И простецки, как-то очень по-сибирски развёл руками.
Мсье Тире на это нечего было возразить – он лежал лицом в стол, икал и кашлял от смеха и притопывал ногой.

Вечер закончился внезапно и странно: Александру позвонили, он набубнил в трубку чего-то такого по-английски, чего я совсем не понимаю, а потом, закончив разговор, внезапно обратился ко мне:
— Я хочу предложить вам интересную и дорогую работу.
— Ы-ы-ы-ы. М-м-м-м. Но… но – почему мне?
— У вас получится. Я уверен. В общем, в Москве созвонимся. Не прощаюсь.
Вскочил, пожал руку Тире, кивнул мне и мгновенно испарился, как это принято у людей занятых и преуспевающих.
Я обалдело вертела в руках чёрную и плотную визитку, на которой значилось:
«Александр Чертов. Издательский дом «Аноним»
С этого-то всё и заначиналось…

Елена Грекова, репортер-редактор, специально для beenergy.ru

Post Author: admin